(no subject)

***
Кажется, физика различает четыре агрегатных состояния вещества: жидкое, газообразное, твёрдое и плазма (если только последнее я не придумала). По аналогии, у человеческой личности тоже существуют определённые состояния. Например, «говнюк» - вполне отчётливая характеристика консистенции и химического состава души.
Или «истерик». Я примерно представляю состояние души истерички. Вообразите, что вам пришло в голову разжечь костёр на окраине городской свалки. В конце сентября, естественно. И вот вы сложили в кучку сыроватые газеты, куски шифера, ящик, пластиковые пакеты, баллончик из-под лака для волос, остатки бутерброда, и подожгли. Кастрик кое-как занялся, испустил вонючий дымок, а потом разгорелся и стал, как принято говорить, весело потрескивать. Но тут вы почему-либо решаете его потушить – например, он слишком разошёлся и испустил серию микровзрывов. И вы тогда бежите к ближайшей луже, набираете водички в резиновый сапог, который валяется тут же, и заливаете ваш костёр, а остатки пламени этим же сапогом прибиваете. И, не успев увернуться от мощного дымного выхлопа, вы вдыхаете запах гари, пара и палёной химии. Вообразили? Так вот, с учётом всё ещё тлеющего баллончика, это и будет воплощением искомого состояния.

К чему это я? Недавно раздумывала о подвиде «сумасшедшая мать» (если добавить в костёр использованный памперс). Обычно они говорят о себе с гордостью: «я – сумасшедшая/безумная мать!», потому что это чуть ли не единственный вид узаконенных истеричек, «в своём праве», что называется. Мать имеет право любить своё дитя и беспокоиться о нём?! ага, наконец-то. И она направляет весь тщательно скрываемый запас тревоги и послеродовой депрессии на бедного, ни в чём не повинного розового младенца. Что может быть слаще, чем вольно забиться в истерике над детской кроваткой, с привлечением в зрители мужа, родственников, врачей – «он высовывает язык и кряхтит, он умрёт, умрёт! вызовите скорую!». И все вокруг, вместо того, чтобы привести её в чувство народным средством типа «пощёчина», радостно впадают в панику, созывают консилиум, а потом говорят с умилением «о, безумная мать…». Более всего в данной ситуации жалко младенца, потому что врачи, прекрасно освоившие приём выкачивания денег под названием «гипердиагностика», прогонят его по всем кругам специального детского ада, – анализы, обследования, невредные, но утомительные процедуры, - пока у родителей не закончатся деньги, и можно будет честно сказать им «ничего страшного, израстётся…». Это же больного ребёнка нужно лечить от конкретных вещей, а здоровенького можно спасать бесконечно – от газов, запора, поноса, плохого аппетита, обжорства, вялости, гиперактивности и несимметричных складочек на ножках.
Впрочем, взросление ребёнка не лишает женщину удовольствия, играть в безумную мать можно всю жизнь, эволюционируя в «несчастную мать», «солдатскую мать» или «любящую бабушку». Дополнительные ингредиенты для костра – школьные дневники, шприцы, портянки, засахарившееся варенье, - можно добавлять по вкусу.




***
Ничего не имею против обращения на «вы». Не того, старосветского, между мужем и женой нарядного «Вы», под которым спрятан несвежий домашний халат – невидимый, но ощутимый. Не бледного от гнева дуэльного «Вы»; не торжественного самоуничижительного «Вы», подразумевающего вокруг серый песок каких-то бесчисленных «мы».
Не задыхающегося от почтения «Вы», которым поклонницы величают Его в записочках; и не пренебрежительного «вы» к толпе.
Нет, мне нравится то долгое бархатное «вы», обозначающее определённое расстояние между нами, каждый сантиметр которого ощутим, каждый – обласкан нашим вниманием и драгоценен, потому что мы оба знаем, как легко смять, скомкать и утратить дистанцию навсегда (утратить, соединившись, или разойдясь слишком далеко, – неважно).
А «ты», это как взять кого-то за длинный шарф, завязанный на груди, и слегка притянуть к себе жестом фантастической фамильярности, – слегка неприлично, слишком интимно и абсолютно ни о чём не говорит.



***
Не спала всю ночь.
Любимая подруга дала почитать потрёпанную книгу, в тексте некоторые фразы подчёркнуты карандашом. В процессе чтения, по расстановке акцентов, я понимаю, что автор пометок – человек романтический, слега наивный, кажется, женщина и, кажется, не очень умная. Постепенно предыдущий читатель раззадоривается, начинает приписывать комментарии, и становится понятно, что да, - женщина, и не просто «не очень», а дура-дурой, с претензиями. И вот я сижу сейчас в страшной тревоге и жду приемлемого времени, часов двух дня, когда подруга проснётся, и я смогу позвонить ей и узнать точно, не её ли это пометки. Потому что я очень серьёзно к ней отношусь, очень, люблю и уважаю. И это, в общем, будет крах, если её.



***
Муж мой уезжал на две ночи, и я предвкушала где, с кем и как я и их проведу. Не то, чтобы я собиралась предаться разврату, но определённые планы были. Так вот, единственное запретное развлечение, которое я себе позволила, - наесться на ночь лука-порея, всё равно дышать не на кого. Сижу вот теперь, как дурочка без подарка, во рту гадко, мохитос возвращается вечером.
И вчера ещё, в театре, сделала стойку на какого-то закулисного человека, явно работающего руками, - бутафора, скорее всего. Крепкий такой, в бандане, глаза нахальные. И тут же одёрнула себя – не стыдно? это же типаж твоего мужа. Глупо делать вид, что затеяла супружескую измену, меняя шило на шило. Скажи уж – соскучилась.

(no subject)

***
Кажется, физика различает четыре агрегатных состояния вещества: жидкое, газообразное, твёрдое и плазма (если только последнее я не придумала). По аналогии, у человеческой личности тоже существуют определённые состояния. Например, «говнюк» - вполне отчётливая характеристика консистенции и химического состава души.
Или «истерик». Я примерно представляю состояние души истерички. Вообразите, что вам пришло в голову разжечь костёр на окраине городской свалки. В конце сентября, естественно. И вот вы сложили в кучку сыроватые газеты, куски шифера, ящик, пластиковые пакеты, баллончик из-под лака для волос, остатки бутерброда, и подожгли. Кастрик кое-как занялся, испустил вонючий дымок, а потом разгорелся и стал, как принято говорить, весело потрескивать. Но тут вы почему-либо решаете его потушить – например, он слишком разошёлся и испустил серию микровзрывов. И вы тогда бежите к ближайшей луже, набираете водички в резиновый сапог, который валяется тут же, и заливаете ваш костёр, а остатки пламени этим же сапогом прибиваете. И, не успев увернуться от мощного дымного выхлопа, вы вдыхаете запах гари, пара и палёной химии. Вообразили? Так вот, с учётом всё ещё тлеющего баллончика, это и будет воплощением искомого состояния.

К чему это я? Недавно раздумывала о подвиде «сумасшедшая мать» (если добавить в костёр использованный памперс). Обычно они говорят о себе с гордостью: «я – сумасшедшая/безумная мать!», потому что это чуть ли не единственный вид узаконенных истеричек, «в своём праве», что называется. Мать имеет право любить своё дитя и беспокоиться о нём?! ага, наконец-то. И она направляет весь тщательно скрываемый запас тревоги и послеродовой депрессии на бедного, ни в чём не повинного розового младенца. Что может быть слаще, чем вольно забиться в истерике над детской кроваткой, с привлечением в зрители мужа, родственников, врачей – «он высовывает язык и кряхтит, он умрёт, умрёт! вызовите скорую!». И все вокруг, вместо того, чтобы привести её в чувство народным средством типа «пощёчина», радостно впадают в панику, созывают консилиум, а потом говорят с умилением «о, безумная мать…». Более всего в данной ситуации жалко младенца, потому что врачи, прекрасно освоившие приём выкачивания денег под названием «гипердиагностика», прогонят его по всем кругам специального детского ада, – анализы, обследования, невредные, но утомительные процедуры, - пока у родителей не закончатся деньги, и можно будет честно сказать им «ничего страшного, израстётся…». Это же больного ребёнка нужно лечить от конкретных вещей, а здоровенького можно спасать бесконечно – от газов, запора, поноса, плохого аппетита, обжорства, вялости, гиперактивности и несимметричных складочек на ножках.
Впрочем, взросление ребёнка не лишает женщину удовольствия, играть в безумную мать можно всю жизнь, эволюционируя в «несчастную мать», «солдатскую мать» или «любящую бабушку». Дополнительные ингредиенты для костра – школьные дневники, шприцы, портянки, засахарившееся варенье, - можно добавлять по вкусу.




***
Ничего не имею против обращения на «вы». Не того, старосветского, между мужем и женой нарядного «Вы», под которым спрятан несвежий домашний халат – невидимый, но ощутимый. Не бледного от гнева дуэльного «Вы»; не торжественного самоуничижительного «Вы», подразумевающего вокруг серый песок каких-то бесчисленных «мы».
Не задыхающегося от почтения «Вы», которым поклонницы величают Его в записочках; и не пренебрежительного «вы» к толпе.
Нет, мне нравится то долгое бархатное «вы», обозначающее определённое расстояние между нами, каждый сантиметр которого ощутим, каждый – обласкан нашим вниманием и драгоценен, потому что мы оба знаем, как легко смять, скомкать и утратить дистанцию навсегда (утратить, соединившись, или разойдясь слишком далеко, – неважно).
А «ты», это как взять кого-то за длинный шарф, завязанный на груди, и слегка притянуть к себе жестом фантастической фамильярности, – слегка неприлично, слишком интимно и абсолютно ни о чём не говорит.



***
Не спала всю ночь.
Любимая подруга дала почитать потрёпанную книгу, в тексте некоторые фразы подчёркнуты карандашом. В процессе чтения, по расстановке акцентов, я понимаю, что автор пометок – человек романтический, слега наивный, кажется, женщина и, кажется, не очень умная. Постепенно предыдущий читатель раззадоривается, начинает приписывать комментарии, и становится понятно, что да, - женщина, и не просто «не очень», а дура-дурой, с претензиями. И вот я сижу сейчас в страшной тревоге и жду приемлемого времени, часов двух дня, когда подруга проснётся, и я смогу позвонить ей и узнать точно, не её ли это пометки. Потому что я очень серьёзно к ней отношусь, очень, люблю и уважаю. И это, в общем, будет крах, если её.



***
Муж мой уезжал на две ночи, и я предвкушала где, с кем и как я и их проведу. Не то, чтобы я собиралась предаться разврату, но определённые планы были. Так вот, единственное запретное развлечение, которое я себе позволила, - наесться на ночь лука-порея, всё равно дышать не на кого. Сижу вот теперь, как дурочка без подарка, во рту гадко, мохитос возвращается вечером.
И вчера ещё, в театре, сделала стойку на какого-то закулисного человека, явно работающего руками, - бутафора, скорее всего. Крепкий такой, в бандане, глаза нахальные. И тут же одёрнула себя – не стыдно? это же типаж твоего мужа. Глупо делать вид, что затеяла супружескую измену, меняя шило на шило. Скажи уж – соскучилась.