(no subject)

Прежде в ноябре, когда листья уже облетели, а снег ещё не выпал, и до нового года ещё вон сколько, меня посещали депрессии. Я беспокоилась, как Иван Бездомный, плакала во сне, и в конце концов уезжала в Питер - смотреть на тяжёлую холодную воду, чувствовать, как ветер поигрывает моими костями сквозь швейцарскую армейскую куртку и синий натовский свитер, и постепенно осознавать, что моя печаль ничего не значит по сравнению с всепоглощающей тоской северного моря.
Нынче же депрессии не предвидится: я либо хочу спать, либо бегаю сломя голову, либо, по дороге домой, весела, как птичка, - никогда не испытывала такой радости, возвращаясь, только уезжая. И в последнее время – поверите ли? – я стала смеяться во сне. Наверное, от счастья, что удаётся поспать.
Очень необычно для меня отсутствие сексуального аспекта в деловом общении. Тот факт, что я женщина, и хорошенькая, ничего не меняет в моём положении на съёмочной площадке. Пол и внешность костюмера не имеют ни малейшего значения. Я-то привыкла, что достаточно улыбнуться, поправить волосы и сделать невинные глаза, чтобы большая часть проблем разрешилась сама собой (точнее, с помощью окрестных мужчин). Здесь же можно делать лица сколько угодно, выполнять свои обязанности всё равно придётся самой.
Вполне вероятно, что многие женщины всегда так живут, но у меня это впервые. Я полжизни проходила с таинственным лицом из-за того, что у меня есть такое удивительное место, куда многие безуспешно желают попасть. И наконец оказаться в обществе людей, которые хотят от тебя совершенно другого – это откровение, ребята.
Совсем престала «думать прозой», прямо-таки двух слов не могу написать, даже если есть время. Надеюсь, это пройдёт. Впрочем, если работа, которая, как известно, та же молитва, излечит меня от графомании, тоже выйдет неплохо. Только перед френдами неудобно. Я, правда, пытаюсь что-то записывать в те редкие минуты, когда дома и не сплю, чтобы потом выложить целиком историю своего похода в кино, но очень вымученно получается. Одним словом – посмотрим.

(no subject)

Прежде в ноябре, когда листья уже облетели, а снег ещё не выпал, и до нового года ещё вон сколько, меня посещали депрессии. Я беспокоилась, как Иван Бездомный, плакала во сне, и в конце концов уезжала в Питер - смотреть на тяжёлую холодную воду, чувствовать, как ветер поигрывает моими костями сквозь швейцарскую армейскую куртку и синий натовский свитер, и постепенно осознавать, что моя печаль ничего не значит по сравнению с всепоглощающей тоской северного моря.
Нынче же депрессии не предвидится: я либо хочу спать, либо бегаю сломя голову, либо, по дороге домой, весела, как птичка, - никогда не испытывала такой радости, возвращаясь, только уезжая. И в последнее время – поверите ли? – я стала смеяться во сне. Наверное, от счастья, что удаётся поспать.
Очень необычно для меня отсутствие сексуального аспекта в деловом общении. Тот факт, что я женщина, и хорошенькая, ничего не меняет в моём положении на съёмочной площадке. Пол и внешность костюмера не имеют ни малейшего значения. Я-то привыкла, что достаточно улыбнуться, поправить волосы и сделать невинные глаза, чтобы большая часть проблем разрешилась сама собой (точнее, с помощью окрестных мужчин). Здесь же можно делать лица сколько угодно, выполнять свои обязанности всё равно придётся самой.
Вполне вероятно, что многие женщины всегда так живут, но у меня это впервые. Я полжизни проходила с таинственным лицом из-за того, что у меня есть такое удивительное место, куда многие безуспешно желают попасть. И наконец оказаться в обществе людей, которые хотят от тебя совершенно другого – это откровение, ребята.
Совсем престала «думать прозой», прямо-таки двух слов не могу написать, даже если есть время. Надеюсь, это пройдёт. Впрочем, если работа, которая, как известно, та же молитва, излечит меня от графомании, тоже выйдет неплохо. Только перед френдами неудобно. Я, правда, пытаюсь что-то записывать в те редкие минуты, когда дома и не сплю, чтобы потом выложить целиком историю своего похода в кино, но очень вымученно получается. Одним словом – посмотрим.

Твин Пикс по-домашнему

я заблудилась в Болышево, в Болышево заблудилась я нынче утром, а точнее – в посёлке Первомайский. меня отпустили с работы, сказав «всё прямо и прямо, потом налево, потом на автобусе и на маршрутке до ВДНХ». и вот я шла по абсолютно пустому посёлку, со старыми дачами, остатками советского благородства среди соснового леса, по узкой улице я шла, и не было ни одного человека, и лая собак, и дороги не слышно. я дошла до кромки леса, где молчаливый серый зверь спокойно стоял в недалёких кустах, развернулась и почти побежала обратно, но съёмочная группа исчезла, и мне показалось, что американский школьный автобус, в котором нас привозили каждое утро, а вечером увозили, был единственным средством выбраться отсюда, единственным пропуском из мира молчаливых сосен и пустых домов в мир маленьких людей. и наша бедная группа не знала, что стоит кому-нибудь отойти от жёлтого автобуса, как сосны сдвинутся и распылят неосторожную душу, разнесут на кусочки в тщетной попытке населить каждый опустевший дом, потеснив почти выветрившиеся призраки советской элиты, положившей свои жизни, стараясь воссоздать дачный дворянский быт в краденых усадьбах. и вот когда бес ледяного утра почти раздавил моё сердце, я увидела сторожа с винтовкой.
потом, коротко говоря, я долго шла пешком вдоль дороги, ловила машину, удивляясь, почему, собственно, они не тормозят, как обычно, и почти заподозрила очередной мистический заговор неприветливых селян, когда всё-таки остановившийся водитель мягко сказал, что я «одета, как художник», и на тот момент это означало пуховик, вязаный жилет, толстые подростковые штаны, перчатки без пальцев и домотканый шарф вокруг попы - неудивительно.
чуть позже автобус привёз меня на ВДНХ, где маленькие люди продавали баснословно дешёвые вещи, и что-то было такое в том, как одна женщина кричала «тёплые колготки за сто рублей», а другая «свитера за двести», а третья «перчатки за триста», и ещё одна предлагала «меховые тапки за сто пятьдесят», и было так соблазнительно разменять свой недавний холодный ужас на пушистые вещи из фальшивой шерсти и некоторое время чувствовать себя в безопасности – пока снова не заблудишься в Болышево, среди сосен – уже окончательно.

Твин Пикс по-домашнему

я заблудилась в Болышево, в Болышево заблудилась я нынче утром, а точнее – в посёлке Первомайский. меня отпустили с работы, сказав «всё прямо и прямо, потом налево, потом на автобусе и на маршрутке до ВДНХ». и вот я шла по абсолютно пустому посёлку, со старыми дачами, остатками советского благородства среди соснового леса, по узкой улице я шла, и не было ни одного человека, и лая собак, и дороги не слышно. я дошла до кромки леса, где молчаливый серый зверь спокойно стоял в недалёких кустах, развернулась и почти побежала обратно, но съёмочная группа исчезла, и мне показалось, что американский школьный автобус, в котором нас привозили каждое утро, а вечером увозили, был единственным средством выбраться отсюда, единственным пропуском из мира молчаливых сосен и пустых домов в мир маленьких людей. и наша бедная группа не знала, что стоит кому-нибудь отойти от жёлтого автобуса, как сосны сдвинутся и распылят неосторожную душу, разнесут на кусочки в тщетной попытке населить каждый опустевший дом, потеснив почти выветрившиеся призраки советской элиты, положившей свои жизни, стараясь воссоздать дачный дворянский быт в краденых усадьбах. и вот когда бес ледяного утра почти раздавил моё сердце, я увидела сторожа с винтовкой.
потом, коротко говоря, я долго шла пешком вдоль дороги, ловила машину, удивляясь, почему, собственно, они не тормозят, как обычно, и почти заподозрила очередной мистический заговор неприветливых селян, когда всё-таки остановившийся водитель мягко сказал, что я «одета, как художник», и на тот момент это означало пуховик, вязаный жилет, толстые подростковые штаны, перчатки без пальцев и домотканый шарф вокруг попы - неудивительно.
чуть позже автобус привёз меня на ВДНХ, где маленькие люди продавали баснословно дешёвые вещи, и что-то было такое в том, как одна женщина кричала «тёплые колготки за сто рублей», а другая «свитера за двести», а третья «перчатки за триста», и ещё одна предлагала «меховые тапки за сто пятьдесят», и было так соблазнительно разменять свой недавний холодный ужас на пушистые вещи из фальшивой шерсти и некоторое время чувствовать себя в безопасности – пока снова не заблудишься в Болышево, среди сосен – уже окончательно.