Хорошо помню. Лупила ремнём так, что я потом сесть не мог. Я её за это очень не любил.
Но сейчас я думаю, что делал она это не со зла и тем более не в воспитательных целях. Просто она не любила детей. Это бывает с родителями, и я думаю, это случается чаще, чем об этом говорят. Не любила детей, но сама от себя это скрывала (ну как же, я же мать, я должна любить своих детей), и это создавало в её психике такое напряжение, что она регулярно срывалась.
Гораздо больше, чем эти колотушки, во мне оставило след воспитание; не то, что она говорила, а то, что она при этом делала. Например, она могла меня поучать "Врать нехорошо", а через пять минут сказать, когда я брал телефонную трубку: "Скажи, что меня нет дома. Не хочу сейчас ни с кем разговаривать." Или, скажем, заставляла с тарелки съедать всё; всё, что она положила, должно быть съедено, мама лучше знает, когда, сколько и чего ребёнку надо есть; и вот мне уже под 50, мамы нет в живых, а я всё подъедаю подчистую, и не могу себя перебороть.
no subject
Но сейчас я думаю, что делал она это не со зла и тем более не в воспитательных целях. Просто она не любила детей. Это бывает с родителями, и я думаю, это случается чаще, чем об этом говорят. Не любила детей, но сама от себя это скрывала (ну как же, я же мать, я должна любить своих детей), и это создавало в её психике такое напряжение, что она регулярно срывалась.
Гораздо больше, чем эти колотушки, во мне оставило след воспитание; не то, что она говорила, а то, что она при этом делала. Например, она могла меня поучать "Врать нехорошо", а через пять минут сказать, когда я брал телефонную трубку: "Скажи, что меня нет дома. Не хочу сейчас ни с кем разговаривать." Или, скажем, заставляла с тарелки съедать всё; всё, что она положила, должно быть съедено, мама лучше знает, когда, сколько и чего ребёнку надо есть; и вот мне уже под 50, мамы нет в живых, а я всё подъедаю подчистую, и не могу себя перебороть.